Трудные годы советской биологии - Страница 37


К оглавлению

37

Через год после этого в указанном выше докладе на собрании общества АГЭ он восхваляет принципы «…советского творческого дарвинизма, т. е. мичуринского и павловского учений», ведет борьбу с вирховианством и отдает должное «передовому учению о развитии живого вещества Лепешинской», но наряду с этим он позволяет себе высказать в довольно изощренной форме то, что еще год-полтора назад в официальной обстановке он позволить себе не мог. В разосланных тезисах доклада он, в частности, пишет: «Некритически пропагандируя любое, в том числе неудачное или ошибочное утверждение О. Б. Лепешинской, такие работники дают лишний козырь противникам передового учения, создавая ложное впечатление, будто учение о развитии живого вещества строится целиком или главным образом на недостоверных фактах и ошибочных наблюдениях» (с. 16). Кнорре несомненно сознавал, что «передовое учение» целиком строится на несуществующих фактах, но высказывать это гласно он счел для себя еще несвоевременным. Кнорре обвиняет «столь высококвалифицированных гистологов и цитологов, как Г. К. Хрущов, П. В. Макаров и др. …», оказывающих «медвежью услугу передовому учению… восхваляя все подряд положения и наблюдения О. Б. Лепешинской».

Через полгода, в апреле 1954 г. Ленинградское общество АГЭ вновь обсуждало живое вещество. Аудитория ломилась, много молодежи, вопрос насущен: как читать цитологию студентам, чему их учить. С докладом выступил П. В. Макаров. В совместной работе с В. Е. Козловым они опровергают данные Лепешинской о зарождении клеток в кашице из гидр. Затем последовали бурные прения, перешедшие во всестороннюю критику «новой клеточной теории»; лишь немногие выступавшие пытались ее защитить. В. П. Михайлов рассказал о своей работе, показавшей ошибочность данных Полежаева, упомянутых выше. Кнорре же сообщил, что его трехлетние попытки обнаружить возникновение клеток из желтка (главный аргумент Лепешинской) результатов не дали. Макаров на этом заседании вряд ли чувствовал себя уютно. Ведь у него на губах еще не обсохло живое вещество, и об этом ему напоминала аудитория. Раздавались выкрики: «Куда девать Вашу книгу?» Речь шла об его учебнике «Основы цитологии» объемом в 531 страницу. Все эти годы он был и долго еще оставался единственным учебником по цитологии для биолого-почвенных факультетов университетов. В учебнике помещено 5 портретов — М. В. Ломоносова, И. П. Кулибина, в XVIII в. улучшившего микроскоп, К. М. Бэра, псевдосоздателя клеточной теории П. Ф. Горянинова и О. Б. Лепешинской. Весь учебник пронизан идеями и данными Лепешинской, богато иллюстрирован ее рисунками. После заседания Макаров, подойдя ко мне и потирая руки, сказал: «Я в своем учебнике перелепешил, перелепешил».

Заседание Общества заключил председательствовавший гистолог профессор С. И. Щелкунов. Он резко критически высказался о работах Лепешинской и рассказал, что, приехав в Москву, посетил Отдел живого вещества Лепешинской с намерением пообщаться с ее сотрудниками и посмотреть препараты, но в этом ему было отказано.

Третье заседание Ленинградского общества АГЭ, посвященное творчеству Лепешинской и ее окружения, состоялось в мае 1955 г. и продолжалось два дня. Оно открылось основным докладом Л. Н. Жинкина и В. П. Михайлова на тему «Критический анализ современного состояния учения о клетке». Докладчики неопровержимо доказали отсутствие каких-либо достоверных данных в пользу возможности возникновения клеток из живого вещества, лишенного ядер и других атрибутов клетки. Из доклада всем стала ясна полная необоснованность «новой клеточной теории» Лепешинской. В прениях выступили 13 человек. Остановлюсь на некоторых. Одним из первых выступил профессор С. И. Щелкунов, который годом раньше, будучи в Москве, неудачно пытался познакомиться с трудами Отдела развития живого вещества Лепешинской. Перед самым собранием АГЭ он вернулся из Москвы, но на этот раз ему повезло, и он в отделе Лепешинской три рабочих дня «проверял всю фактическую документацию…». Рассказав о том, что он видел, Щелкунов пришел к заключению, что отдел «…не располагает фактическим материалом, который бы поддерживал концепцию учения Ольги Борисовны о живом веществе и новообразовании живой клетки». А. Г. Кнорре, взяв слово, уже отбросил маскировку и приветствовал критику Лепешинской Жинкиным и Михайловым, но счел ее лишь началом, так как «…не только научная, а вообще широкая советская общественность серьезно дезориентирована в вопросах развития клеток, живого вещества и т. д.». Я в своем выступлении, по-видимому, преждевременно призывал прекратить трату сил и времени на бесплодную полемику вокруг «новой клеточной теории» и направить усилия на экспериментальную разработку цитологических проблем, в чем мы очень отстали.

Профессор 3. С. Кацнельсон, специально занимавшийся историей цитологии, разоблачил псевдопатриотов, приписывавших во главе с Макаровым создание клеточной теории вместо Теодора Шванна П. Ф. Горянинову. Он сказал: «В действительности ни о каких клетках Горянинов понятия не имел».

На этом совещании защищать Лепешинскую в открытую уже никто не решался. Заседания Ленинградского отделения АГЭ имели огромное оздоровительное значение для науки не только в Ленинграде, но и в масштабе всей страны. Московские цитологи в эти годы сколько-нибудь значительной активности в борьбе с лепешинковской лженаукой не проявляли. Среди них многие увязли в живом веществе, и выбраться им из него по разным мотивам было не очень просто. Для некоторых крах «новой клеточной теории» был связан с потерей ведущего положения в науке, и они всячески пытались тормозить оздоровление биологии. На упомянутом 3-м заседании Общества АГЭ перед докладом Жинкина и Михайлова было зачитано присланное из Москвы пространное письмо профессора Студитского в ответ на посланные ему тезисы доклада. Студитский отвергал доводы Жинкина и Михайлова и в полном объеме защищал «новую клеточную теорию». Член-корреспондент АН СССР Г. К. Хрущов в книге «Достижения советской биологической науки» (1954) продолжал воспевать достижения Лепешинской. Цепко держался за эти позиции и заведующий кафедрой гистологии 1 Медицинского института в Москве В. Г. Елисеев.

37