Трудные годы советской биологии - Страница 39

Откровенно говоря, понять Майского можно. Авторы «новой клеточной теории» утратили всякое чувство меры. В Сборнике трудов конференции Государственного казахского педагогического института, вышедшего в Алма-Ате в 1962 г., О. П. Лепешинская и В. Г. Крюков опубликовали 4 статьи. В одной из них, озаглавленной «Крахмальные зерна как возможный источник новообразования клеток эпидермиса в изолированной семядоле фасоли», авторы пишут:«Особенно интенсивный переход крахмальных зерен в клетки наблюдался в местах возникновения каллюсов…» (с. 139). В это время отвечать за подобную дикость, исходящую из руководимого им Института экспериментальной биологии АМН СССР и за причиняемый этим огромный вред, было уже опасно. Ведь чушь, проповедуемая столичными академическими учеными, на местах многими принималась всерьез. В том же сборнике находим статьи сотрудников Казахского педагогического института: З. А. Мукашев и Н. И. Суворов (кафедра философии и кафедра ботаники) «Философские вопросы новой клеточной теории»; В. И. Комарова и Н. И. Суворов (кафедра ботаники) «Преподавание новой клеточной теории в педагогическом институте».

Так со смертью О. Б. Лепешинской в 1963 г. был уничтожен основной очаг, распространявший по всей стране абсурдные идеи «новой клеточной теории» и вытекавшие из них бессмысленные практические рекомендации. Однако потребовалось еще немало времени и сил, чтобы ликвидировать все последствия многолетней вредоносной деятельности Ольги Борисовны Лепешинской. Эпопея Лепешинской иллюстрирует мысль, которую я высказал в последней своей могографии 1985 г. («Реактивность клеток и белки»):

«Научные идеи не могут не стареть, не стареют лишь лженаучные — они гибнут, минуя фазу старения».

Закат Лысенко

В предыдущих разделах записок было рассказано о том, как удалось избавиться от шарлатанства Бошьяна, на короткий срок вынырнувшего на поверхность лысенковской мути. Больше времени и усилий потребовало очищение биологии от «новой клеточной теории» Лепешинской, ставшей интегральной частью мичуринской биологии.

Монополия в физиологии К. М. Быкова (путь к которой проторила августовская сессия ВАСХНИЛ 1948 г., учрежденная совместной сессией АН СССР и АМН СССР в 1950 г.) и деятельность созданного тогда же инквизиторского «Научного совета по проблемам физиологического учения академика И. П. Павлова» были сурово осуждены VIII Всесоюзным съездом физиологов в августе 1955 г. в Киеве. Вскоре «павловский совет» был ликвидирован. Затем последовал ряд мер, направленных к нормализации положения в физиологии. Из них наиболее существенной была организация в марте 1956 г. в Ленинграде Института эволюционной физиологии во главе с академиком Л. А. Орбели, который несколько лет был главным объектом травли со стороны Быкова и его приспешников.

Значительно более трудной была борьба с самой лысенковщиной. Она растянулась на многие годы, поглотила массу сил, отвлекла истинных ученых, наделенных гражданской совестью, от созидательного научного труда. Задачей борьбы была ликвидация диктата Лысенко, изгнание из исследовательской и учебной сфер псевдомичуринской лженауки, очистка учреждений, ведающих наукой, от ставленников Лысенко и выведение биологии на путь нормального развития. Предстояла коренная «перестройка» в пределах одной науки. Ее масштаб несоизмерим с перестройкой всех сторон жизни страны, происходящей в наши дни.

Перестройка биологии в 50-70-е годы шла снизу и должна была преодолевать в первую очередь сопротивление высоких руководящих инстанций, теперешняя же перестройка страны, начатая сверху, проводится по инициативе самых высоких инстанций и часто натыкается на сопротивление снизу. Несмотря на такие существенные различия, изучение борьбы на биологическом фронте выявляет черты, которые могут быть полезны для понимания того, что происходит в стране в настоящее время. Наличие сходных элементов в столь разных процессах предопределено в основном человеческой природой, представленной во все времена многообразием типов — от людей, способных на самопожертвование ради правого дела, до готовых пожертвовать любым общим делом ради собственного блага, от отважных до панически трусливых.

Борьба с лысенковщиной, начавшаяся с середины 30-х годов, шла непрерывно, но формы ее менялись в зависимости от обстановки. На первых этапах шла открытая борьба на различных научных собраниях и в печати. Она уже тогда требовала от биологов мужества и готовности к жертвам, так как партийное и советское руководство стояло на защите набиравшей силу мичуринской биологии, а сами лысенковцы на научную критику нередко отвечали политическими доносами, что во многих случаях приводило к арестам и физическому уничтожению

их оппонентов. После августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 г., на которой мичуринская биология была объявлена платформой партии, а борьба с ней расценивалась как политическая оппозиция, открытая критика, устная или в печати, стала невозможной. Цензурный кордон был непреодолим. Так продолжалось до 1952 г., когда еще при жизни Сталина «Ботаническому журналу», как уже было сказано, неожиданно удалось пробить в нем брешь и опубликовать статьи Турбина и Иванова с резкой критикой измышлений Лысенко о зарождении одного вида в недрах другого.

Совершенно неоспоримо, что без вмешательства партийного руководства в спор биологов, сельскохозяйственных ученых и практиков с Лысенко никакая лысенковщина не могла бы состояться, так как антинаучность его «теоретических» построений в области физиологии растений, генетики и эволюции была очевидной; необоснованность его практических предложений своевременно выявилась бы, и их пагубное действие было бы предотвращено. Стало ясно, что победа в борьбе с Лысенко может быть одержана лишь в том случае, если удастся доказать партийному руководству ошибочность его позиции. На протяжении всего периода борьбы с лысенковщиной в этом направлении делались двоякого рода попытки. Во-первых, ученые не переставали обращаться с настойчивой просьбой к руководству партии и правительства принять представителей биологии для обсуждения положения, сложившегося в этой науке. Ни Сталин, ни Хрущев, ни Брежнев такой просьбы ни разу не уважили. Во-вторых, многие биологи писали в разные инстанции заявления, в которых приводили хорошо обоснованные доказательства огромного вреда, причиняемого стране Лысенко и его приспешниками. И эти послания оставались без ответов. Возникали сомнения, доходят ли они до адресатов, поэтому изыскивали различные окольные пути для вручения их высокопоставленным лицам, помимо официальных каналов. Так, например, известный генетик B.C. Кирпичников пытался доставить свое и А. А. Малиновского письмо Сталину через жену Молотова П. С. Жемчужину, Хрущеву — через М. А. Шолохова. Обе эти, как и другие, попытки оказались тщетными. Посылка донесений с критикой Лысенко, особенно при жизни Сталина, была далеко не безопасным делом.