Все же до решения кадровой проблемы было еще очень далеко. Преподавание эволюционного учения, генетики, цитологии, особенно на периферии, проводилось по порочным учебникам, состряпанным лысенковцами, и педагогический персонал, как правило, вполне им соответствовал. Новоиспеченные биологи не знали классической генетики и последних достижений молекулярной биологии. У широких слоев интеллигенции, интересующейся естествознанием, было превратное представление о том, что творилось в нашей биологии, многие верили, что правда на стороне Лысенко.
В этих условиях очень важно было наладить просветительскую работу, необходимо было ознакомить людей с замечательными достижениями западных ученых. Эти сведения доходили до нас с большим трудом и были доступны узкому кругу специалистов. Интерес же к такой информации, особенно у молодежи, был огромный. Создавались научные и научно-популярные семинары, читались спорадические лекции.
8 февраля 1956 г. в Институте физических проблем АН СССР под председательством академика П. Л. Капицы состоялось заседание, на котором выступили с лекциями Н. В. Тимофеев-Ресовский, рассказывавший о своих работах по мутагенному действию радиации, и физик И. Е. Тамм, который прореферировал опубликованную в 1954 г. работу эмигрировавшего в Америку нашего физика Г. Гамова; в ней делалась первая попытка разгадать генетический код ДНК. Из письма ко мне профессора Г. Г. Винберга, присутствовавшего на этом семинаре: «Аудитория ломилась. Я простоял два часа, обливаясь потом, не в состоянии шевельнуть рукой из-за давки. В соседнем зале толпа слушала доклады из репродукторов».
Нужно отметить, что была сделана попытка запретить чтение этих лекций, но Капице удалось это предотвратить. При открытой в 1956 г. лаборатории радиационной генетики Дубинин организовал семинар. Заседания проводились в конференц-зале Биоотделения АН СССР при большом стечении народа. В Ленинграде по инициативе сотрудника Ботанического института АН СССР Э. И. Слепяна в 1957 г. был создан «Межинститутский семинар по генетике, цитологиии и биофизике для молодых специалистов». Заседания семинара проходили в одной из больших аудиторий Ленинградского университета. Они собирали очень много слушателей всех возрастов. Было много и небиологов. Лекторами, кроме ленинградцев, выступили крупные ученые из других городов, и на этом семинаре И. Е. Тамм рассказывал о штурме генетического кода. Большое познавательное значение имели прекрасные лекции цитогенетика А. А. Прокофьевой-Бельговской. С интересом слушались лекции видных генетиков Б. Л. Астаурова, В. В. Сахарова, М. Е. Лобашева и многих других.
Ко второй половине 50-х годов в биологии сложилась весьма странная обстановка. С одной стороны, снят был запрет на публикацию в научных журналах, в случае согласия редколлегии (на что не все осмеливались), статей с критикой научных положений и практических предложений, исходящих из лысенковского лагеря. Однако публицистические, политические и литературно-художественные газеты и журналы никакой критики в адрес мичуринской биологии не принимали. Кое-где при лояльном отношении дирекции возобновились работы по общей и радиационной генетике и цитогенетике, и их результаты можно было излагать в специальных журналах. С трудом, но все же удавалось добиться открытия новых лабораторий и институтов, научных журналов, возглавлявшихся явными антилысенковцами. В некоторых вузах на биологических кафедрах вновь начали учить истинной науке.
С другой стороны, все это сосуществовало с продолжающейся активной деятельностью лысенковцев, которые при неизменном покровительстве главы КПСС Н. С. Хрущева прочно сохраняли за собой завоеванные позиции. В ответ на научную критику они отвечали бранью, извращая взгляды своих противников, обвиняли их в идеологических грехах, открытия в области молекулярной биологии расценивали как крах менделизма-морганизма и при этом продолжали восхвалять теоретические и практические «достижения» Лысенко и его окружения. Свои полемические произведения они печатали в редактируемом Лысенко журнале «Агробиология», в ряде других научных биологических и прикладных сельскохозяйственных журналов, а также в общей прессе, куда вход их оппонентам был напрочь закрыт. В научных учреждениях на захваченных ими местах продолжалась бесплодная деятельность, основанная на ложных теоретических предпосылках мичуринской биологии, вроде упомянутых работ профессора М. Лебедева. Лысенковцы в вузах насаждали свои псевдонаучные догмы. В беспросветном состоянии находилось преподавание в периферийных вузах. Не лучше обстояло дело и в средней школе. Хрущев на встречах с работниками сельского хозяйства в разных районах страны горячо ратовал за внедрение в практику ряда необоснованных лысенковских предложений. Так воцарилось сосуществование науки и мракобесия. Такое сосуществование не могло быть мирным, ибо одно с другим несовместимо.
Без надежной защиты от научной критики лысенковская лженаучная конструкция должна была рухнуть. Это было ясно. Особенно досаждали Лысенко журналы, возглавляемые академиком В. Н. Сукачевым. В большой статье «Теоретические успехи агрономической биологии», занявшей в газете «Правда» от 8 декабря 1957 г. три подвала, Лысенко пишет: «Выходящие под его (В. Н. Сукачева. — В. А.)редакцией «Ботанический журнал» и «Бюллетень Московского общества испытателей природы», начав под флагом якобы материалистической биологии весьма далекую от науки критику моих работ и согласных с ними научных работников, докатились до прямого отрицания всей концепции материалистической биологии».