Трудные годы советской биологии - Страница 29

К «передовой мичуринско-павловской» биологии примыкал и Г. М. Бошьян, совершавший перевороты в микробиологии и иммунологии. Однако он не очень заботился о консолидации с основными направлениями передовой науки, полагаясь, по-видимому, на пробивную силу собственных открытий.

Совершенно очевидно, что идейные и организационные конструкции, созданные лидерами «передовой биологии», могли существовать лишь при вполне определенных условиях. Для этого требовалась постоянная действенная поддержка со стороны вышестоящих инстанций и бдительная, надежная охрана от посягательств критиков. Поддержка была обеспечена тем, что на ответственные посты в учебных, научных, административных и партийных учреждениях, связанных с биологией, медициной и сельским хозяйством, были посажены люди, безоговорочно выполнявшие все предписания лидеров и их ближайшего окружения. От научной критики их охраняло официальное признание собственной методологической непогрешимости и идеологической порочности противников. Укреплению такого положения способствовала энергичная деятельность многих философов, подвизавшихся вокруг биологии (М. Б. Митин, Г. В. Платонов, Д. М. Трошин и многие другие).

До 1952 г. возможность гласной критики биологических направлений, официально признанных партийными и правительственными инстанциями в качестве единственных методологически правильных, была полностью исключена, так как на ее пути стоял надежный цензурный барьер. Такая критика расценивалась как идеологическая и политическая оппозиция и влекла за собой соответствующую кару. Важными охранительными мероприятиями были изъятие из библиотек и недопущение появления в печати всех книг, содержащих что-либо, противоречащее догмам мичуринской биологии, а также утрата связи с мировой наукой.

Если ко всему этому добавить огромную потерю квалифицированных специалистов, выгнанных с работы, и учесть, что у большинства уцелевших на работе психика была деформирована под влиянием страха и соблазна наживы, то к 1950–1951 гг. создалась, казалось бы, безысходная картина обреченности нашей биологии на полную деградацию. Однако как только начали расшатываться и ослабевать внешние опоры, поддерживающие лженауку, как только появлялась малейшая возможность, находились ученые, подававшие голос протеста. Это не обязательно были люди, сохранявшие бескомпромиссную верность науке. Таких вообще было очень немного. Среди вступавших в борьбу с лженаукой было немало ученых, которые в недавнем прошлом демонстрировали свою лояльность или даже приверженность догмам мичуринской биологии.

В невозможности процветания лженауки без мощной защиты извне первым должен был убедиться Бошьян. О нем было вкратце сказано в первой части записок, сейчас же следует привести некоторые подробности его бурного, но кратковременного взлета на научном поприще. До 1949 г. Бошьян заведовал отделом биохимии и микробиологии Всесоюзного института экспериментальной ветеринарии (ВИЭВ) под Москвой. Правильно оценив обстановку, сложившуюся в биологии в результате лысенковской деятельности, Бошьян с энергичной помощью директора ВИЭВ Н. А. Леонова решил пробиваться в лидеры микробиологии и иммунологии. Достижения Бошьяна, полностью отвергающие основы современной «буржуазной» науки, были вполне созвучны блестящим победам мичуринской биологии, и поэтому Леонову и Бошьяну быстро удалось заручиться безогдворочной поддержкой в Министерствах здравоохранения и сельского хозяйства СССР. В результате в 1949 г. вышло первое издание знаменитой книги Бошьяна «О природе вирусов и микробов» с предисловием Леонова, где он пишет, что открытие Бошьяна «…означает подлинную революцию не только в микробиологии, но и во многих других областях биологической науки» (с. 3). А уже 9 августа 1949 г. за подписью министра здравоохранения СССР Е. И. Смирнова был издан приказ, одобренный заведующим сельхозотделом ЦК КПСС А. И. Козловым, о создании в Научно-исследовательском институте эпидемиологии и микробиологии им. Н. Ф. Гамалеи АМН СССР (НИИЭМ) лаборатории по изучению изменчивости микробов во главе с Г. М. Бошьяном. Лаборатория была создана, несмотря на возражения директора НИИЭМ В. Д. Тимакова. Штат ее состоял из 11 человек. Лаборатория была засекречена.

В связи с выходом книги Бошьяну были присуждены степень доктора медицинских наук и звание профессора.

Помимо основного эпохального открытия — превращения бактерий в вирусы, вирусов в кристаллы и обратно кристаллов в вирусы, вирусов в бактерии, Бошьян объявил об установлении рада других сенсационных фактов. В частности, он утверждал, что бактерии выживают при двукратном автоклавировании при 120 °C, при автоклавировании в серной кислоте, что они не убиваются щелочью и рядом антисептиков, что бактерии зарождаются в лечебных сыворотках и вакцинах, растворах антибиотиков, в гниющих остатках животных и растительных организмов. Все это вопиюще противоречило всему, что было известно науке.

В августе 1950 г. Бошьян оповещает министра здравоохранения СССР Е. И. Смирнова и А. И. Козлова об открытии им возбудителя рака. Против него выступили директор НИИЭМ Тимаков и ряд компетентных специалистов микробиологов, вирусологов и иммунологов. Они добились созыва комиссий по проверке его деятельности. Комиссии, в составе которых были крупные ученые, работали в октябре и декабре 1950 г., и обе пришли к резко отрицательным выводам в отношении работ Бошьяна. В конце октября 1950 г. состоялось заседание 6-й сессии АМН СССР, на которой Бошьяна жестоко критиковали многие видные ученые. Помимо Тимакова, против него выступили директор Института биологической и медицинской химии АМН СССР В. Н. Орехович, директор Института вирусологии АМН СССР М. П. Чумаков, действительный член АМН СССР Ф. Г. Кротков. Выступил против Бошьяна и академик ВАСХНИЛ С. Н. Муромцев.