История лысенковщины заставляет прийти к грустному выводу: популяция ученых (впрочем, как и другие человеческие популяции) в моральном отношении оказывается весьма хрупкой и подвергать ее серьезным испытаниям опасно. Это может привести к тяжелым последствиям и для науки, и для всего того, что с ней связано.
В заключение этой эпопеи уместно вспомнить диалог из «Жизни Галилея» Бертольда Брехта:
«Андреа: Несчастна страна, у которой нет героев!
Галилей: Несчастна страна, которая нуждается в героях».
К 1952 г. Лысенко напечатал в газетах более двухсот статей. К этому времени появилось более 250 публикаций, посвященных Лысенко. его жизни и деятельности, из них две принадлежат перу академика А. И. Опарина: «Академик Т. Д. Лысенко — ученый новатор» (Природа. 1948. № 12) и «Знаменосец передовой советской науки» (Красная Звезда. 1948. З0 сент.).
Это безграмотное словосочетание «биологическая наука», пущенное в широкий обиход Лысенко, к сожалению, и до настоящего времени полностью не изжито.
Термин «кооперативность» применяется в тех случаях, когда в системе, при наличии многих реагирующих единиц, реакция первой единицы облегчает ответ второй, реакция второй — ответ третьей и т. д.
В «Литературной газете» от 13 сентября 1951 г. Лысенко опубликовал статью «Работы О. Б. Лепешинской и превращение видов».
На Ученом совете ИЭМ 5 апреля 1950 г., о котором было сказано выше, Броновицкий, выступая в защиту идеи Сперанского, сказал: «Ничего в этом отношении оригинального нет, и это есть лишь продолжение великих идей Ивана Петровича». Ценность научного труда определялась по его близости к трудам Павлова, а не по его соответствию действительности.
Вскоре после этого Анохин направляет в редакцию «Вестника АМН СССР» пространное письмо, озаглавив его: «О моих ошибках в разработке учения И. П. Павлова и о путях их исправления в духе указаний объединенной Павловской сессии АН СССР и АМН СССР» (Вестник АМН СССР, 1951, № 2). В те годы ученых тренировали не на отстаивание собственных взглядов, а на умение отказываться от них.
В 1988 г. в издательстве «Наука» вышел под редакцией академика Н. П. Бехтеревой объемистый том «Физиологические науки в СССР», где в разделе «Развитие физиологии в 1946–1962 гг.», написанном К. А. Ланге и Э. Н. Светайло, читатель с удивлением и возмущением натыкается на попытку авторов доказать, что «…речь идет о положительном в целом влиянии сессии, которое обусловило существенное количественное развитие исследовательских коллективов и научных работ в отдельных направлениях физиологических наук, способствовало укреплению творческих контактов физиологических исследовательских коллективов с отраслевыми… учреждениями и, наконец, предопределило активные поиски форм межведомственной координации деятельности физиологических институтов, лабораторий и кафедр» (с. 164). Это грубое искажение истории вызвало справедливую гневную отповедь Н. Григорьян и М. Ярошевского, опубликовавших в журнале «Коммунист» (1989. № 3) статью, озаглавленную «Попытка реабилитировать одну из позорных акций в науке».
Научную сессию, посвященную проблемам физиологического учения академика И. П. Павлова, проведенную в июне 1950 г. Отделением биологии АН СССР совместно с АМН СССР, не следует называть «Павловской». Чтобы не осквернять имени великого ученого, ее следует правильнее именовать «быковской сессией».
Этот вопрос относится к важнейшей проблеме — роли наследственности и среды в формировании нравственной структуры человека.
Эффективкее был донос на меня в 1930 г., во время прохождения мною аспирантуры у проф. А. А. Заварзина в Государственном рентгенологическом, радиологическом и раковом институте. Я сразу же был отчислен с волчьим билетом, и потребовалось 9 месяцев энергичных хлопот нескольких влиятельных лиц для моего восстановления. Содержание доноса до моего сведения доведено не было. Удалось лишь узнать, что донос был сочинен моими товарищами по биологическому отделению ЛГУ, которое я за год до этого окончил.
Этот вопрос подробно изложен в книге Л. Я. Бляхера «Проблема наследования приобретенных признаков» (М., 1971).
В январе 1955 г. деканат биолого-почвенного факультета ЛГУ пригласил меня принять участие в обсуждении программы курса цитологии, который читал П. В. Макаров. К ЛГУ я отношения не имел, но на совещание пошел. В представленной Макаровым программе никаких следов живого вещества уже не было. С профессиональной точки зрения в ней был ряд крупных недочетов, которые подверглись критике. В своем выступлении я высказал следующее банальное соображение: профессор должен не только учить студентов, но и воспитывать их. Он должен привить студентам честное отношение к науке. Исходя из этого Макарову нельзя поручить чтение курса цитологии независимо от его программы. И все же Макаров заведовал кафедрой и читал курс цитологии в ЛГУ вплоть до своей смерти в 1967 г.
Каллюс — наплыв ткани на месте поражения растения.\
К сожалению, они иногда воскресают (прим. ред.).
Рукопись Эфроимсона «О Лысенко и лысенковщине», представленная в 1955 г. в прокуратуру СССР, лишь в 1989 г. начала публиковаться в журнале «Вопросы истории естествознания и техники». Этот документ, насыщенный неопровержимыми, убийственными для лысенковщины фактами, показывает абсолютную глухоту официальных инстанций того времени к какой бы то ни было критике Лысенко.